В последние дни декабря 1917 года в Ялту хлынули севастопольские матросы, с ними – разного рода бандиты в матросской форме, уголовники. В самом городе и близлежащих населенных пунктах начались незаконные обыски, аресты, им сопутствовали грабежи и убийства мирных жителей, мародерство.
На защиту всего местного населения встали эскадронцы (воинские части, сформированные из крымских татар). Между эскадронцами и матросами с примкнувшими к ним бандитами шли вооруженные стычки.
С 9 по 11 января Ялта стала местом кровопролитных, упорных боев, подвергаясь артиллерийскому обстрелу со стороны моря, использовалась и гидроавиация. На улицах города – боевые действия: «дерутся на штыках, валяются трупы, течёт кровь. Начался разгром города». 11 января матросы взяли Ялту. 16 января 1918 года в Ялте окончательно победили приверженцы советской власти*.
В связи с этими событиями Дж.Сейдамет записал: «После обеда мы приехали в Никиту. От прибывших из Ялты узнали, как там обстоят дела. Отправили сообщения в Ай-Василь и Озенбаш, чтобы все, кто имеет оружие, завтра с утра выступили к Ялте. Свой штаб мы расположили в доме Мустафы ага, и до вечера я был занят организационными вопросами.
Ужинать пошел к дяде Хатипу, родственнику по отцовской линии. Засиделись мы с ним допоздна, обсуждая тревожное положение села. С рассветом наши офицеры направились на передовую. Следом, оседлав лошадь, выехал и я. Вскоре увидел впереди спешно шагающего по дороге старика. Воротник высоко поднят, за плечами – ружье. Поравнявшись с ним, заглянул в лицо и не сдержал удивления: «Куда, дядя?.. Неужели и ты?!» – воскликнул я. Он засмеялся: «А что, разве ты один хочешь попасть в рай?» Я спешился, обнял его. Хатип эмдже поцеловал меня в глаза... Я знал, насколько искренне верующим и преданным своему народу был этот человек, и все-таки его поступок был для меня неожиданным. Он глубоко взволновал меня и придал еще больше уверенности, сил. Попрощавшись, я вскочил на лошадь и помчался вперед, на линию огня»**.
Ужинать пошел к дяде Хатипу, родственнику по отцовской линии. Засиделись мы с ним допоздна, обсуждая тревожное положение села. С рассветом наши офицеры направились на передовую. Следом, оседлав лошадь, выехал и я. Вскоре увидел впереди спешно шагающего по дороге старика. Воротник высоко поднят, за плечами – ружье. Поравнявшись с ним, заглянул в лицо и не сдержал удивления: «Куда, дядя?.. Неужели и ты?!» – воскликнул я. Он засмеялся: «А что, разве ты один хочешь попасть в рай?» Я спешился, обнял его. Хатип эмдже поцеловал меня в глаза... Я знал, насколько искренне верующим и преданным своему народу был этот человек, и все-таки его поступок был для меня неожиданным. Он глубоко взволновал меня и придал еще больше уверенности, сил. Попрощавшись, я вскочил на лошадь и помчался вперед, на линию огня»**.
____________
* Даты указаны по старому стилю.
* Даты указаны по старому стилю.
** C.Seydahmet Kırımer. Bâzı hâtıralar. – İstanbul, 1993. – S.282.
Жил себе человек в селе, растил детей и внуков, по утрам пил кофе, ухаживал за виноградником, занимался хозяйством... А когда понадобилось, без возгласов "Миллет! Ватан!", без слов о патриотизме просто взял в руки старое ружье и отправился защищать Родину. В этой обыденности такая сила!..
ОтветитьУдалитьЦелью жизни героических предков крымских татар было стремление к подвигу и воинской славе, равнодушием к роскоши и богатству, презрением к смерти. Достойно прожитая жизнь мужчины определялась именно его доблестью на поле брани, но никак не количеством прожитых лет. Выдающийся крымскотатарский ученый-лингвист, поэт и политический деятель первой половины 20-го столетия Бекир Чобанзаде через свои произведения воспел образ крымскотатарского Героя-Джигита, за что подвергся травле в пролетарской печати своими же крымскими татарами - носителями мещанской, соглашательской ментальности. Поэт был обвинен в идеологии "джигитизма" и расстрелян.
ОтветитьУдалить