Знакомство продолжалось. Вместо разговора, в котором, как неподготовленному докладчику уже через несколько фраз нечего больше сказать, завязалась оживленная беседа, и каждый с нетерпением ждал своей очереди, спешил высказаться.
Я слушал молча, и вскоре знал каждого в купе по имени. Кстати, человека с
очень редкой бородкой, того самого, что затеял разговор о мадам «с портфелем»,
звали Аджы Алим.
Разговор вращался вокруг тем от сельсовета до Крымского Центрального
Исполнительного комитета. Человек, судя по воротнику на шубе, дорогой шапке и
благочестивому виду – хатип [10], помахивая свернутым в трубочку журналом «Асрий
мусульманлыкъ» [11], пытался придать обсуждаемому вопросу особую окраску. Речь
же шла вот о чем.
Оказывается, Аджы Алим акая лишили голоса [12]. Махнув рукой на сельсовет и
районную власть, он отправился искать правды прямо в КрымЦИК [13], однако пять
рублей, потраченных на дорогу, и рубль сорок за кровать в Доме колхозника
пропали даром: «Пусть вначале твое дело рассмотрит районная избирательная
комиссия», – вот и весь ответ.
Аджы Алим акай кипит от негодования, хочет,
чтобы о его несчастье знали все в вагоне, но люди заняты своими проблемами,
поэтому слушают его только те, кто находится с ним в одном купе. Не довольный
малым количеством слушателей, Аджы Алим акай, желая получить поддержку,
обращается к только что прожевавшему последний кусок колбасы и с блаженным
видом поглаживавшему живот краснолицему немцу: «Не так ли, господин Эдварет?»
Аджы Алим акай волнуется, говорит быстро и, чтобы его правильно поняли,
рассказывает о себе:
– Мне шестьдесят лет, но я ни разу не проспал восход: зимой и летом встаю
раньше солнца, батраков не держал, а сам работал и на вакуфной земле, и на
помещичьей, как же я в шестьдесят лет стал испукулянтом?
Молодой человек в фуражке не выдержал, вмешался в разговор. Ему не
нравилось, что хатип истолковывает этот факт по-своему, не нравились
комментарии мясника Абсеттара, поэтому, хоть он и не был знаком с Аджы Алим
акаем, придвинувшись к нему поближе, сказал:
– Къартбаба [14], судя по тому, что ты рассказал, тебя лишили права голоса
несправедливо, но не верь хатип акаю, будто в этом виновата Советская власть,
может, это ваша местная комиссия ошиблась?
Аджы Алим акай не дал парню договорить:
– Точно, точно ты говоришь! И я так же думаю: всего-навсего одна лошадь,
одна корова – разве можно быть еще пролетарнее? Точно, это просто ошибка. Если
разобраться по справедливости, то вначале надо было бы лишить голоса богача
Сеита Амет Челеби, но его никто не трогает...
Разговор несколько утих. И Аджы Алим акай, и молодой человек, и слушавшие
их успокоились, посчитав вопрос Аджы Алим акая решенным. Но хатипа не устраивал
итог беседы. Все так же помахивая журналом, он обратился к парню, успокоившему
Аджы Алим акая:
– Эпенди! Сиз де советский выластнынъ балабан къапыларында чалышкъанлардан
боласыз, гъалиба? [15]
Молодого человека даже передернуло при слове «господин», однако, заметив,
что газета «Яш къувет» [16], которую он держал свернутой в руке и журнал хатипа
«Асрий мусульманлыкъ» оказались вдруг в положении как бы скрещенных шпаг, он
усилием воли сдержался и молча принял это «эпенди». Но чтобы сразу положить
конец «господину», а заодно и ответить хатипу, кратко сказал: «Я учусь в партшколе».
Как бы ни был краток ответ, а удар он нанес хатипу сильнейший. Потому что
именно со словом «партшкола» у хатип акая связаны самые неприятные
воспоминания: кто лишил его возможности пользоваться вакуфной землей, кто
организовал в селе комсомольскую ячейку, кто на сельском сходе заявил ему,
хатипу: «У тебя нет права вмешиваться в вопросы земли», – разве не мальчишка
Меназиза Самедин, вернувшийся с учебы в партшколе?
Еще на первом съезде мусульман во время традиционного кофе, кто-то из
хатипов или имамов [17], сказал: «Главные враги нашей религии выходят из
партшколы». Другой «эпенди» подхватил: «Вот именно, вот именно, наша крымскотатарская
молодежь портится в партшколе. Идет против своего народа. Выучили по-русски
«буржуй», «кулак» и пытаются ими нашу жизнь мерить. Какие у нас кулаки? Мы
крымскотатарский народ...» – вспомнилось и болью отдалось в голове хатипа.
Однако он тоже сдержался и не показал вида. Желая продолжить разговор, он
обратился к молодому человеку:
– Так вот, братишка, вопрос голоса коснулся не только Аджы Алим акая, но и
меня, и Абсеттара. Пятнадцать лет я работаю, возглавляя общину. А сейчас и
вакуфной землей уже не пользуюсь, за что меня лишили голоса?! И Абсеттара
записали в кулаки. Какой же он кулак? Ведь пока он занимается поставкой скота,
на его поле и в усадьбе работают два человека, да и те ведь не бесплатно
работают: они довольны заработком. Но его в этом году объявили кулаком и лишили
голоса. Допустимо ли такое среди крымских татар? Главный закон мусульманства –
единство! По нему и бедные, и богатые – все слуги Аллаха.
Парень не счел нужным спорить, ответил коротко: «О чем еще говорить, хатип акай, если за вас говорит ваше имя – Джелеп Сеттар [18], – и перешел в соседнее купе». Хатип вынул из коробки Абсеттара сигарету, помял ее, закурил и, выпустив
дым в сторону мадам «с портфелем», произнес: «Жаль, молодых жаль. Веру и народ забыли». Слова хатипа потонули в стуке колес и тряске поезда, растворились в топоте,
смехе, шуме...
Такой состоялся разговор в этом купе, да и в других речь тоже шла о несправедливости и обидах, давались советы, тут же что-то продавали и покупали, кого-то упрекали и с кем-то любезничали, к общему шуму примешивались слова любви и печали – и все это заполняло купе, вагон, вагоны...
Такой состоялся разговор в этом купе, да и в других речь тоже шла о несправедливости и обидах, давались советы, тут же что-то продавали и покупали, кого-то упрекали и с кем-то любезничали, к общему шуму примешивались слова любви и печали – и все это заполняло купе, вагон, вагоны...
Но мчится паровоз сквозь ночную мглу, мчится, от-фыркиваясь огнем, катятся
за ним, не останавливаясь, вагоны, летят к заветной цели.
Мчится поезд, заглушая стуком колес переживания и обиды эдвардов, мадам «с
портфелями», хатипов, абсеттаров, мануфактурщиков соломонов... Мчится без
остановок, ускоряя бег, – мчится, мчится, мчится...
10 хатип – духовное лицо.
11 «Асрий мусульманлыкъ» (Современное мусульманство) – ежемесячный
религиозный, научный и общественно-политический журнал на крымскотатарском
языке, издавался в Симферополе в течение 1924-1927 гг. (Крымскотатарская
энциклопедия / Сост. Музафаров Р. –
Симферополь: Ватан, 1993).
12 имеется в виду: лишили избирательных прав.
13 ЦИК – Центральный Исполнительный Комитет. В СССР в период с 1922 по 1938
гг. высшим органом государственной власти являлся всесоюзный съезд Советов,
между съездами – ЦИК СССР.
14 къартбаба – дедушка.
15 Господин! Вы, видимо, тоже из крупных служащих советской власти?
16 «Яш къувет» (Юная сила), с 1938 г . – «Комсомолец», республиканская
комсомольская газета на крымскотатарском языке, издавалась в течение 1923-1941
гг. в Симферополе . (Крымскотатарская энциклопедия / Сост. Музафаров Р. – Симферополь:
Ватан, 1993).
17 имам – духовный глава мусульман.
18 джелеп – поставщик скота на убой.
Предсказание (или предчувствие!) автора сбылось: миллионы судеб сломал и покалечил этот железный паровоз-социализм, который шел, не сворачивая, по проложенным рельсам к намеченной цели! Пока не завалился...))
ОтветитьУдалить