Мавзолей Ненкеджан ханым. Ч.4. Побег

Фрагмент рисунка З.Порчхидзе.

Начало здесь.

Бахчисарай. Мир ему! Наверное, Бахчисарай до этого не видел такой прекрасной звездной ночи! Его сады напоминают райские кущи! Воздух наполнен тонким ароматом цветов. Горят разноцветные фонари, их свет пронизывает зелень деревьев. Минареты, беседки и дворец, погрузившийся в сон, – все во власти сладких мечтаний. Великолепие этой картины можно описать лишь строчками из «Тысячи и одной ночи»:

 

                                                        Есть сад, словно сад эдема, в нем царят красота и блаженство,
                                                        Хвала Аллаху, создавшему его воду и воздух.

                                                        Каждый уголок его полон цветов и тонкого изящества,
                                                        Каждый уголок его – союз прелести и наслаждения.

В фонтанах сада журчит вода. В гареме тихо. Во дворце все спят. Только в одной из отдаленных его комнат бодрствуют хан Тохтамыш и юная Селиме. Стан девушки изящен, как стамбульский тополь, а глаза светятся, словно агат. Красавица Селиме – самая любимая наложница хана. Вот только Ненкеджан... Ах, эта Ненкеджан!.. Она – единственная соперница Селиме. Отчего хан любит Ненкеджан больше, чем Селиме? Ей первой преподносит лучшие подарки, ей во всем отдает предпочтение. Нет! Селиме такого не потерпит и никому не простит!..

Улыбаясь, Селиме говорит: «Мой султан, приказывайте! Вся прислуга спит, и я сама, Ваша покорная слуга, с удовольствием приготовлю Его Величеству кальян». Она расстелила дорогой коврик, поставила на него кальян и подала хану янтарный мундштук. Когда по комнате поплыл, рассеиваясь, голубоватый ароматный дымок, хан задумчиво произнес: «Интересно, спит ли уже дочь моя Ненкеджан?» Губы Селиме задрожали от обиды: «Не...нен...ке..джан, Ненкеджан? – она обвила руками шею хана. – Этой ночью Ненкеджан ханым собирается бежать с Саляхиддин беком. Разве заслуживает она уважения и любви отца?» – обиженно спросила она хана.

Улицы Бахчисарая опустели, сутолока на базаре прекратилась. Лавки и кофейни закрылись. Едва заметными белыми пятнами смотрятся домики, прижавшиеся к подножию скал. Минареты, как черные тени, тянутся к небу. Тихая ночь, украшенная яркими звездами. Только журчит, омывая подол Хансарая, тихая Кучук-Су, и изредка то там, то здесь слышны маневры караульных.

А внутри, в гареме, Ненкеджан ханым, взяв руки Гиры в свои ладони, дрожит, словно пташка в руках охотника: «Ах, Гира! Я боюсь! Послушай, как бьется сердце!» – «Чего бояться, госпожа? Вокруг все спокойно. Он вот-вот приедет», – Гира огляделась и тихо подняла вверх решетку окна. В это время окрестности огласил крик ночной птицы. Девушка увидела меж деревьев шелохнувшуюся тень. «Это, должно быть, Саляхиддин бек», – сказала она Ненкеждан.

Ханская дочь, спускаясь вниз, покидала дворец. Саляхиддин бек в это время стоял, трепеща, по колени в воде. И вот, наконец, ловко подхватив своими сильными руками драгоценную ношу, он легко, словно букет цветов, перенес дрожащую Ненкеджан через Кучук-Су. Вокруг по-прежнему было тихо, конь Саляхиддин бека, привязанный к дереву, тоже замер: не ржал, не бил копытом. Минуты через две он мчал влюбленных вдаль.

Спешила и Гира, однако, все еще придерживая решетку окна, смотрела, как в ночи мчался, словно летел, всадник, прижимая к себе свою возлюбленную. Вскоре они исчезли из вида, затих стук копыт, опять наступила тишина. Не веря своему счастью, Гира облегченно вздохнула. Наконец, и она, торопливо спустившись по лестнице, навсегда покинула ханский дворец.

Кажется, именно в этот момент во дворце узнали какую-то новость, потому что дежурный караул поднял шум, началась невообразимая суматоха, женщины в гареме запричитали-заплакали; засветили фитили в плошках у дверей и на террасах, дворец осветился. А конь Саляхиддин бека несся, как ветер, летел, как птица. Ненкеджан ханым прижавшись к джигиту, находилась в его объятиях. Она ни о чем не может думать, не может сосредоточиться. А поцелуи любимого ее пугают, и печалят, и радуют. Мчится конь, пролетают мимо валуны и скалы. Джигит, понимая состояние милой спутницы, нежно прижимает ее к своей груди и шепчет: «Ягненочек мой, не бойся! Черешенка моя алая!»

Когда они приблизились к лесу, в нем вдруг поднялся свист. Это сорок крымских всадников – воинов Саляхиддин бека, поддержавших его, тем самым подвергнув себя вместе с ним смертельной опасности. Со свистом мчались они навстречу своему сераскеру[17]. Ненкеджан вдруг увидела, что они с Саляхиддин беком окружены лесом копий, отражающих свет звезд. А потом все вместе, словно черные тени, потянулись друг за другом по направлению к горам. Молодой бек, склонившись над ухом возлюбленной, желая подбодрить и успокоить ее, прошептал: «Не бойся, душа моя! На рассвете мы будем уже в степи!»

Но позади, в долине у подножия гор, послышалось бряцание оружия и топот копыт. Это мчались аскеры[18] хана, которым было приказано схватить беглецов. Саляхиддин бек, понимая, что от погони не уйти, крикнул своим сорока верным товарищам: «Вперед, на Чуфут-Кале!» Продолжение здесь.

Примечания:

17. Сераскер – полководец.
18. Аскер – воин, солдат.