В рассказе А.С.Айвазова «Мамочка, где ты?! Приди!»
повествуется о трагической судьбе девочки-сироты Шадие. Эта маленькая, «красивая, как кукла» девочка замерзла
холодной осенней ночью на каменных плитах у мечети в родном селе. Рядом с ней
никого не было. И… не могло быть.
Шадие – подкидыш. Ей было около трех месяцев, когда
мать ночью, крадучись, положила живой свёрток на ступени у входа в мечеть.
Семья, взявшая девочку на воспитание, погибла в голодную зиму 1921-1922 гг.,
Шадие попала в детский дом. Через четыре
года дет-дом закрыли, и 11-летняя девочка вернулась в родное село. Но никто из
односельчан не пустил ее к себе в дом, а своим детям запретили с ней общаться.
Шадие – незаконнорожденное дитя, «пич», а такие, по
народному поверью, приносят несчастье. Отвергнутая, девочка погибла. Рассказ заканчивается
словами умирающей Шадие: «Мамочка, я жду тебя на камнях, на которых ты меня
оставила. Приди, забери меня!»
Многие, прочитав рассказ, испытают чувство презрения
к бессмысленным поверьям, возмутятся жестокостью сельчан, не захотевших помочь
Шадие. О чем же пишет А.С.Айвазов? О жестокости? О
невежестве? Нет!
Постараюсь объяснить.
Старое народное поверье однажды уже сбылось: девочка-пич
выжила, а члены семьи, принявшей ее, погибли. Возможно, это была простая
случайность, однако сельчане напуганы не на шутку: сбываются слова дедов!
Ужасная смерть Шадие – подтверждение того, что у
незаконнорожденного ребенка фактически нет будущего. Какая девушка после такого
решится на внебрачные отношения?
Как ни парадоксально, но именно жесткость
законов, действующих внутри национального сообщества, а также строгое
следование народным традициям и обычаям помогли крымскотатарскому народу сохранить самобытность, свойственную ему нравственную и
моральную чистоту, святость семейных отношений и чувство высокой
ответственности родителей за настоящее и будущее своих детей.
Лиля ханым, как всегда с интересом прочитал Ваш материал в "Карте мира". Но мне кажется неверным поверхностное прочтение рассказа Асана Сабри Айвазова, хоть оно и традиционно для нашего национального литературоведения. Не стоит забывать, что Айвазов в крымскотатарской литературе был мастером иносказания. Вспомните его образы Абдульватана и Абдульислями, почитайте внимательно их монологи. Чего стоят слова Абдульисляма: "Бир асырдан зиядедир ки, кутюпханелер кошесинде, тозлар ичинде яшыюрым" - "Уже более века я живу в углах библиотек, в пыли". Подумайте, зачем маститому писателю вдруг понадобилось писать о девочке-подростке в то время, как и многие другие его коллеги вдруг обратились к образу девочки-сироты? Подумайте, кого могли бы символизировать те или иные образы анализируемого рассказа, почему у Айвазова солнце в Симферополе восходит из-за Чатыр-дага. Тогда у Вас, как и у меня сейчас, возникнет мысль, что в рассказе и девочка, и мама, к которой она взывает, и люди вокруг нее могут быть иносказательными образами, подразумевающими кого-то другого.
ОтветитьУдалитьА еще крымские татары, как огня, боялись людей с плоскостопием. Вот где был бред!
ОтветитьУдалитьПро несчастных людей говорили - тюзтабан. А это в переводе - плоскостопие. Почему и откуда взялось - можно только гадать.
ОтветитьУдалить