Б.Шергин об особенной черте крымских татар

Степная трава полынь, ее магическая связь с родиной, отношение киевского князя к тюркам и их ответная реакция, «святая» правда и смелость автора – об этом мы узнаем и думаем, читая «Емшан-траву» Б.В.Шергина – автора, подвергавшегося гонениям советской власти.

Летописное сказание о емшан-траве (ювшан – полынь) еще в 19 веке, то есть за сто лет до Бориса Шергина, переложил стихами Аполлон Майков. Однако сказочник и фольклорист Б.В.Шергин (1893-1973) вновь обратился к известному сюжету: «Брат зовет брата вернуться в родные края, однако тот уже привык жить на чужбине. Ни рассказы о родине, ни древние сказания, ни песни не смогли «зацепить» его сердце. Тогда ему подали собранный в степи пучок полыни. Вдохнув ее запах, брат не устоял против могучего зова родины, приказал седлать коней и – «в милую едет отчизну».

Если следовать убеждению Шергина и «читать внимательно, медленно смакуя, как будто разглядываешь рисунок», то станет понятно, что эта старая история не только о траве, которая воспринимается тюрками как оберег, как символ родины и памяти о предках. Она также свидетельствует о непростых взаимоотношениях Киева с предками крымских татар. И об особенной черте крымских татар, сохранившейся до наших времен: обидели – бросил родину и уехал в другие земли…

Если же сравнить содержание произведений Шергина (1957) и Майкова (1874), можно еще раз убедиться в том, как несколькими взмахами пера можно легко изменить историю и отдельных людей, и целых народов. А так же понимаем, что правду говорить можно во все времена, даже в самые суровые годы гонений на нее. Не затем ли Шергин вернулся к старому сюжету?

Борис Шергин

       ЕМШАН-ТРАВА

Емшан-трава благоухает,
Песню и уста мои влагает.

Деялось в стародавние годы:
Князь Владимир-Грозные Очи [XII век]
Дружил с половецкой ордою;
В гости звал князей половецких,
Братьев Отрока и Сырчана.

И на пиру братьев обидел –
Обнес круговою чашей:
Почтил перво Юнду, чудина.
И Сырчан на князя оскорбился:
– У Владимира-князя правды нету,
В гости звал, величал сыновьями,
А чествовал ниже холопа. – 

И Отрок Сырчана унимает:
– Не по делу крамолишься [бунтуешь], брате.
Со всеми Володимир ровно грозен,
С боярином грозен и со смердом.
А мы не князю – мы Киеву дружим.
С Киевом у нас нету обиды. –

Сырчан на то рассмехнулся:
– Ты и наймися Киев караулить.
Повесь на бедро колотушку,
Ходи по улицам, стукай!
А моя голова не поклонна,
Я надвое сердце разбиваю:
Родимые степи покидаю,
А с Владимиром-князем мне тесно! –
И ушел Сырчан на чужбину,
С родимою степью простился,
С травами, со цветами…
– Прости и ты, милый брате.
У меня с тобой нету обиды!

И после этого быванья
Черкесские горы и долы
Родиной Сырчан называет,
Стоит за них честно и грозно,
Мечом и щитом обороняет.
И после этого быванья
За годами проходят годы,
И грозный Сырчан-воевода
Царем на горах учинился,
Надел золотую шапку,
Принял серебряный посох,
Сел на высоком троне.
Позабыл родимые степи
Со травами, со цветами,
С вешними ручейками…

И после этого быванья
За годами проходят годы.
Умер в Киеве князь Володимир,
Закрыл свои грозные очи…

И Отрок гонца снаряжает:
– Поспешай в Черкесские горы,
Сказывай кончину Мономаха,
Домой зови брата Сырчана,
Пой ему половецкие песни.
А если не послушает песен,
Подай ему пучок травы емшана,
Подай вот эту горсть травы душистой…

И гонец в дорогу напустился.
Горные дороги протяжны,
Емшан в пути завял и высох,
Но живет его благоуханье,
Сладкое степей воспоминанье.

И после этого быванья
Гонец доступает до Сырчана.
Сырчан с дружиной пирует.
На челе золотая шапка,
В руках медвяная чаша.
– Здравствуй, гонец половецкий!
Сказывай вести от брата.

И звенят половецкие гусли,

Под гусли гонец держит слово:
– Вернись домой, господине!
Умер грозный князь Володимир,
Закрылись орлиные очи.
Вернись домой, господине!
Новый князь любителен и ласков.

Сырчан на то усмехнулся:
– Что мне до княжеской ласки!
Я царь над тремя городами,
Над всею Черкес-горою!
Я Киевского князя не меньше.

Но звенят половецкие гусли
Перелетных птиц голосами,
Весенними ручейками:
– Вернись домой, господине!
Помяни половецкие степи.
У нас реки, озера разлилися,
Лебеди и гуси – будто пена.

И Сырчан хмурит грозные брови:
– Добро, игрец половецкий!
Мне мать певала эти песни.
Вспомнил я голоса степные…
Да мне домой не вернуться,
С золотою клеткой не расстаться,
Не сменить дворца на кибитки.

Тогда гонец половецкий
Подает царю пучок емшана,
Подает пучок травы душистой.
И царь берет траву, дивяся,
И к лицу пучок травы степной подносит.
И стряслося дивное диво:

Грозный царь прикрыл глаза рукою
И, пучок степной травы целуя, плачет.
Жмет к устам пучок травы душистой,
И по грозной бороде струятся слезы…
Нежное травы благоуханье,
Сладкое степей воспоминанье…
И Сырчан не видит гор, теснин угрюмых.
Степь перед ним бескрайная сияет,
Половецкие кибитки вереницей,
Мать поет, емшан-траву сбирает;
Та трава печали отымает…

И молчит разгульная дружина,
И дивит на слезы господина…
А Сырчан встает тих и весел.
С головы сложил царскую шапку,
Царский посох в угол поставил;
Надевает сукман [суконный кафтан] половецкий,
Пастушью шапку баранью,
Меч по бедре опоясал.
Сел на коня и молвил:
– Прощайте, живите, други!
Зовет меня милая отчизна.
Ухожу в половецкие степи,
В родимую землю навеки!..

И после этого быванья

Два всадника правят дорогу,
Правят под северный ветер.
Сырчан и гонец половецкий
В милую едут отчизну, –
Едут денно и ночно,
Синие дали соглядают:
Не блеснут ли реки степные,
Не сбелеют ли шатры кочевые?

1957 г.

Аполлон Майков

              ЕМШАН

Степной травы пучок сухой,
Он и сухой благоухает!
И разом степи надо мной
Всё обаянье воскрешает...

Когда в степях, за станом стан,
Бродили орды кочевые,
Был хан Отрок и хан Сырчан,
Два брата, батыри лихие.

И раз у них шел пир горой –
Велик полон был взят из Руси!
Певец им славу пел, рекой
Лился кумыс во всем улусе.

Вдруг шум и крик, и стук мечей,
И кровь, и смерть, и нет пощады!
Всё врозь бежит, что лебедей
Ловцами спугнутое стадо.

То с русской силой Мономах
Всесокрушающий явился;
Сырчан в донских залег мелях,
Отрок в горах кавказских скрылся.

И шли года... Гулял в степях
Лишь буйный ветер на просторе...
Но вот – скончался Мономах,
И по Руси - туга и горе.

Зовет к себе певца Сырчан
И к брату шлет его с наказом:
«Он там богат, он царь тех стран,
Владыка надо всем Кавказом, –

Скажи ему, чтоб бросил всё,
Что умер враг, что спали цепи,
Чтоб шел в наследие свое,
В благоухающие степи!

Ему ты песен наших спой, –
Когда ж на песнь не отзовется,
Свяжи в пучок емшан степной
И дай ему – и он вернется».

Отрок сидит в златом шатре,
Вкруг – рой абхазянок прекрасных;
На золоте и серебре
Князей он чествует подвластных.

Введен певец. Он говорит,
Чтоб в степи шел Отрок без страха,
Что путь на Русь кругом открыт,
Что нет уж больше Мономаха!

Отрок молчит, на братнин зов
Одной усмешкой отвечает, –
И пир идет, и хор рабов
Его что солнце величает.

Встает певец, и песни он
Поет о былях половецких,
Про славу дедовских времен
И их набегов молодецких, –

Отрок угрюмый принял вид
И, на певца не глядя, знаком,
Чтоб увели его, велит
Своим послушливым кунакам.

И взял пучок травы степной
Тогда певец, и подал хану –
И смотрит хан – и, сам не свой,
Как бы почуя в сердце рану,

За грудь схватился... Все глядят:
Он – грозный хан, что ж это значит?
Он, пред которым все дрожат, –
Пучок травы целуя, плачет!

И вдруг, взмахнувши кулаком:
«Не царь я больше вам отныне! –
Воскликнул. – Смерть в краю родном
Милей, чем слава на чужбине!»

Наутро, чуть осел туман
И озлатились гор вершины,
В горах идет уж караван –
Отрок с немногою дружиной.

Минуя гору за горой,
Всё ждет он – скоро ль степь родная,
И вдаль глядит, травы степной
Пучок из рук не выпуская.

1874 г.

* Рассказ этот взят из Волынской летописи. Емшан – название душистой травы, растущей в наших степях, вероятно полынок.

Использованы рисунки с сайтов:
https://www.liveinternet.ru/users/lida_shaliminova/post407758502/
https://www.youtube.com/watch?v=k-5rqy5jpao&app=desktop