Дж.Дагджи: «Смотри на происходящее без страха»

 

Осень 2014 года. Крымские татары растеряны:

- идут массовые обыски в домах крымских татар, в школах и библиотеках;

- число похищенных крымских татар достигло 18 человек;

- Меджлис не только «обезглавлен», но и парализован: его деятельность в настоящее время ограничилась выражением соболезнований и призывом от 27 сентября к международным организациям, «в первую очередь ООН и ОБСЕ, сформировать специальную миссию по соблюдению прав человека в Крыму, определив правовые и иные механизмы ее постоянного присутствия в Крыму»;

- интернет пестрит наводящими страх заголовками: «Джемилев: Россия хочет выселить крымских татар с оккупированного полуострова», «Джемилев опасается массового уничтожения татар», «Джемилев: Украина срочно должна оставить Крым без воды, электричества и продуктов»;

- на странице Рефата Чубарова в Фейсбуке посты с не менее устрашающими предположениями: «Кремль готовит в Крыму новую депортацию», «Чубаров о гибели крымскотатарского парня: власти будут настаивать на ненасильственной смерти», «Крымское общество погружается в состояние террора и страха» и т.п.

Складывается впечатление, что крымских татар хотят запугать, заставить покинуть Крым, а оставшихся загнать в угол, спровоцировать на бунт, а потом, пользуясь случаем, уничтожить.

Кажется, земля уходит из-под ног народа. На кого, на что опереться? Очевидно, настало время, когда каждый из нас самостоятельно должен найти свою точку опоры. Как Садык Туран, герой романа Дж.Дагджи «Korkunç Yıllar» (Страшные годы). Приведу небольшой отрывок из него. Если вам знакомо чувство страха, прочтите его и примите совет великого писателя: «Смотри на происходящее без страха».

Крым. Акмесджит. 1937 год. Школа в три этажа, седьмой класс.

«Хорошо помню: был урок алгебры. Прозвенел звонок, застучали крышки парт, ребята начали выходить в кори-дор. Скоро класс опустел. Я остался один. В полной тишине стоял у окна и глядел на минарет Токал джами. Сзади позвали: «Садык...»

Я оглянулся: это был мой друг Сулейман.

– Что ты там увидел, на кого смотришь?

– Ни на кого... Солнце так печет, что на улицах и людей-то нет...

– Есть.

– Где?

– На минарете мечети.

– Ты же знаешь, двери Токал джами заколочены уже несколько месяцев.

– Посмотри внимательнее.

Я снова посмотрел на Токал джами, минарет которой издали казался острием иглы, устремившейся к небу из зеленой гущи сада. Сулейман был прав. На минарете заметил две человеческие фигуры. Минут через пять они исчезли из виду.

– Впервые вижу людей на минарете в Акмесджите, – сказал я другу. – В селах еще звучит эзан, но здесь...

Сулейман своим басом перебил меня:

– Не боись, они на минарет взобрались не для провозглашения эзана.

– А для чего тогда?

– Джами рушить будут...

Слово «рушить» ножом вонзилось в сердце. Я задрожал. От страха, внезапно охватившего все мое существо, прижался спиной к окну.

– Брось... Разве джами разрушают?

– Разрушают. Утром по пути в школу видел: они минарет обвязывали цепью. А в саду джами стояла машина.

– А кто цепь крепил?

– Русские...

Сулейман, не отводил взгляда от джами...

– Смотри, Садык! Минарет падает!..

Я взглянул в окно. Минарет качнулся... Дрожащими руками я вцепился в Сулеймана. Он, кажется, этого даже не заметил. Не отрывая взгляда от минарета, встревожено кричал:

– Падает! Падает!

Я снова посмотрел. Минарет Токал джами исчез. Вместе с минаретом исчезла красота окружавшего его сада. Из зелени к небу поднималась серая пыль. Меня закачало. Минарет упал, а я не падаю и на ногах стоять не могу. Убежать бы, убежать? Куда? Почему? Не знаю. Словно жизнь кончилась. Класс, Сулейман, дома на улице, люди, школа – все потеряло смысл. Минарет упал, вместе с минаретом меня покинула жизненная сила. Не знаю, как вышел из класса, спустился по лестнице. Помню только, как бежал по городским улицам домой, стирая пот со лба и щек. Вбежал в дом, кинулся к ногам мамы, обхватил их и замер. Напуганная, ничего не понимающая мама, беспрерывно целуя мои глаза, заплакала, повторяя одно и то же:

– Говори, сынок, говори...

А я не могу слова вымолвить, даже плакать не могу.

Утром отец повел меня к врачу. Доктор, осмотрев меня, улыбнулся:

– Отправляйся в школу, Садык. Больные люди так не выглядят. Ты крепок, как железо...

Я в школу не пошел. Отец не настаивал... Он повел меня в сторону Токал джами... У меня на лбу выступил холодный пот. Мне не хотелось туда идти. Но я не говорил об этом отцу. Отец взял меня за руку, привел в сад, указав на разрушенное здание джами:

– Смотри, Садык, возведенный трудом предков очаг нашей веры лежит под ногами врагов!

Я не мог поднять глаз на руины. Лоб снова покрылся холодным потом. Сердце колотилось. Хотелось отсюда бежать и бежать. Отец, кажется, понял это. Он еще крепче сжал мою ладонь.

– Смотри, хорошенько смотри на эти развалины... Мы должны смотреть на это без страха. Пусть боятся наши враги. И ведь боятся. Из страха они к нам так жестоки. Если бы не боялись, не творили бы подобное. Сто пятьдесят лет пытаются нас уничтожить. Сто пятьдесят лет! Что поделаешь, на родине нас осталась горстка. Они не успокоятся, пока не уничтожат нас полностью. Но даже если нас всех когда-нибудь уничтожат, перед нашим духом дрожать будут. Смотри, сын, на эти руины!.. Ты не только мое дитя, ты частица этой земли, этих развалин. Тебя родила эта земля, эта земля тебя вскормила, поэтому знай: ты не одинок. С тобой великое прошлое и светлое будущее твоего народа. От Бахчисарая до Кашгара тысячи минаретов поднимаются к небу. Нас называют татарами, черкесами, туркменами, казахами, узбеками, азербайджанцами, каракалпаками, чеченцами, уйгурами, кабардинцами, башкирами, киргизами. Это все ложь! Море нельзя разделить на части. Мы все тюрко-татары. То, что чувствует твое сердце, чувствует сердце каждого башкира, каждого киргиза, каждого казаха. Действуй, как велит тебе сердце...

Я поднял голову. Слова отца вселили в меня вселенскую радость и бесконечную гордость...»

Перевод с турецкого мой. – Л.Ю.