 |
| Рисунок Нины Жаба. |
Все, кто знаком с историей Российской империи, понимают, что истинный герой войны
И что же их ждало? «Барство дикое, без чувства, без
закона», – с горечью писал Пушкин. У русских помещиков оставалось право распоряжения крепостными: они могли свободно продать или обменять вчерашнего героя на борзую собаку, могли безнаказанно запороть его до
смерти.
Тем более, не могло избежать горькой участи инородное крымскотатарское население. Российские чиновники, отмечает
В.К.Шнеур,
продолжали подвергать крымских татар «неописуемому грабежу, прикрываясь
фиговыми листьями законности и Российской государственности». Их вынуждали
уезжать из Крыма. Эмиграция шла, в основном, через Кезлев и Кефе.
Сохранилась и дошла до нас рукопись крымскотатарского
поэта Исметия «Поэма о Кефе». Она была написана, предположительно, в 1813-1814
гг. Ее основная тема – трагедия, случившаяся с крымскими татарами, собравшимися
в Кефе (Феодосия), чтобы навсегда покинуть Родину.
К сожалению, пока нет поэтического перевода поэмы. Мне же хочется сказать о
ней несколько слов.
Сюжетная линия «Поэмы о Кефе» такова. Летом в Кефе собралось много людей,
вынужденных уехать из Крыма. Из-за шторма,
разыгравшегося на море, турецкие корабли не смогли подойти к городу. А
народ все прибывал. В городе началась эпидемия чумы. Власти объявили карантин.
Теперь никто не мог выехать в Турцию, но уйти из Кефе тоже никто не мог:
город окружили солдаты. Каждого, кто пытался пройти за его пределы,
убивали. Медицинскую помощь не оказывали (подстрочный перевод):
Каждое утро врач приходит посмотреть на нас,
Но всякий раз он находит отговорки, чтобы не лечить,
А чаще всего использует одно и то же лекарство:
«Пошел, дурак!» – и, нигде не задерживаясь, бежит из города.
Трупы, валявшиеся
всюду, стаскивали к берегу, и здесь их сжигали. Начались
дожди, у людей нет крыши, чтобы спрятаться, нет дров, чтобы обогреться у
костра… Чума свирепствует, выкашивает целые семьи. Весь город охватил ужас.
И если кто-то подходит к солдатской цепи и обращается к офицерам с просьбой
предпринять что-нибудь для спасения людей, ему отвечают: «Пошел ты к черту!»
Когда Исметий описывает
город, превращенный в «жуткую грязную темницу», и состояние людей, запертых в
нем, он подбирает слова, образующие особую интонационно-звуковую систему
(звукопись). Силою звучащего слова он создает реальную, почти трехмерную
картину.
Человек, воспринимающий поэму на слух, даже не понимая крымскотатарского
языка, слышит шум ветра и холодного дождя, шорох лижущих берег волн, чавканье
грязи под ногами; вздохи и глухие рыдания людей, и, иногда, – режущие слух
вопли отчаявшихся. На фоне этих звуков, уже на уровне подсознания вызывающих безграничную боль
и тревогу, вдруг диссонансом, как сухие щелчки взводимого курка, раздается
чужая речь:
Эр кунь саба эким келир де бакъар,
Тюрлю сылтав иле бизлерни якъар.
«Пошел, дурак!» –дер де турмай о къачар,
Не ал олды, бу заваллы – Кефеге.
Тюрлю сылтав иле бизлерни якъар.
«Пошел, дурак!» –дер де турмай о къачар,
Не ал олды, бу заваллы – Кефеге.
…
«Пошел ты к черту!» – деп багъырыр,
Бизни копек чагъыргъандай чагъырыр,
Бойле алдан эр кунь башынъ агъырыр,
Чокъ шикяет этемиз биз Кефеге.
Поэтому особую эмоциональную силу приобретают последние слова Исметия:
Кто пожалеет людей? Кто поможет им?
Почему одни люди относятся к другим, как к бродячим собакам?
Ведь должны же быть в людских сердцах доброта и жалость?!
В порыве отчаяния Исметий, свидетель событий в Кефе, обращается к Богу и
царю:
Почему вы равнодушно взираете на смерть людей,
На их мучения, на ужас, охвативший весь город?!
А в это время начальники раздают друг другу награды «за службу».
Никто Кефе помочь не хочет, остается мне, Исметию,
Молиться днем и ночью за несчастных людей…
Сам факт выезда с родной земли на чужбину отдельного человека или группы людей говорит о многом. Сложнейший социально-экономический феномен эмиграции чаще всего подчинен драматическим событиям истории и сопряжен со сложнейшими психологическими коллизиями, зачастую приобретающими трагедийный оттенок. Уже в Древних Афинах самым тяжелым наказанием, применявшимся крайне редко был остракизм - изгнание из города отдельных лиц по постановлению Народного собрания". "Одним из главных "двигателей" эмиграционного движения из дооктябрьской России являлся также национальный гнет царизма. Инородческая эмиграйция началась задолго до появления капитализма на российской почве. Так в Турцию переселились после присоединения к Россиии Крыма(1783г.), многие населявшие полуостров татары - до 300 тысяч. Эмиграция татар усилилась после Крымской войны, разорившей многих из них, она коснулась 784 селений, из которых 330 совершенно опустели. По официальным данным, за этот период(1859-1863г.г.), татар ушло 181177 человека. Борьба кавказких горцев против завоевательной политики царского самодержавия закончилась в 50-60 годах 19-гов. массовым выселением части горцев(около одного миллиона человек), прежде всего представителей адыгских народов - черкесов, адыгейцев, кабардинцев в Османскую империю". Баграт Шинкуба. "Покинули Крым и татарские мурзы: Аббас оглу Али ага Даирский, Максут ага, Кай ага, Акмурза, Измаил ага Аргинский, Мегмет Баки ага, Куртмурза, Девлетша мурза Барынский, Кутлуша мурза Аргинский, Карт мурза бей, Бекир бей Измаил оглу и Арслан ага мурза - 21 июня 1784г. По распоряжению Потемкина, дома и имения этих лиц были взяты в казну. Уход в Турцию происходил и в 1786 году , например из ордера Потемкина от 9 февраля 1786 года, по которому имущество Ахметши мурзы Ширинского отдавалось секунд-майору Абдула-Величу. Много участников чуть не поголовного восстания татар против русских в 1774 году. А.И.Маркевич. "Известия АН СССР. 1928г." "Русское правительство относилось к крымским татарам благожелательно, доверчиво и снисходительно и они пользовались такими льготами и привелегиями, каких не имели другие народности в России, русское население Крыма и вообще русский народ". Все тот же А.И.Маркевич. "Известия АН СССР. 1929г."
ОтветитьУдалитьВ старину население Кефе составляло 100 тысяч человек, это был один из самых больших городов Крыма.
ОтветитьУдалить